Кэррол Сидни - Записка Молочнику
Сидни КЭРРОЛ
ЗАПИСКА МОЛОЧНИКУ
Я сидел в гостиной и ждал, когда жена перестанет ворочаться и крепко
заснет. Я ждал до тех пор, пока не услышал ее храп, такой ритмичный и
спокойный. Сосчитав про себя до десяти, как всегда, когда сильно бьется
сердце, я встал из кресла и отправился на кухню.
Там я извлек из кармана жилетки четыре маленьких пакетика с белым
порошком и замурлыкал веселую песню. О тишине можно было не беспокоиться:
когда моя жена заснет, ничто в мире не разбудит ее - кроме, может быть,
звонка на обед. Я положил маленькие пакетики на стол и достал из другого
кармана листок с инструкцией.
Чуть наклонив голову набок и взявшись свободной рукой за подбородок
(знаю, детская поза - но ничего не могу поделать) , я в сотый раз читал
выписанные из старой книги слова:
"Этот элексир, неподвластный воздействию огня, света и времени, можно
приготовить только при осторожном и тщательном соблюдении пунктов,
изложенных ниже..." Этот абзац я знал наизусть, как, впрочем, и всю
инструкцию. Но я человек педантичный, и поэтому в сотый раз читал все
пункты, не пропуская ни слова:
"...Прежде всего надо тщательно вычистить сосуды..." Я уже проделал
все необходимые операции в уме, и теперь пора действовать руками.
Я взял несколько бутылок и стаканов, две ложки и три пробирки,
купленных накануне в "Файв энд Тэн". Затем вымыл их под обжигающе горячей
струей из крана, потом прополоскал несколько раз и вытер насухо чистым
полотенцем. Поднес к лампе, протер их еще раз, затем снова поднес к лампе и
вновь протер. Я несколько близорук, но когда я окончил мыть эти склянки,
они ослепительно блестели.
Затем я взял инструкцию, смешал белые порошки из маленьких пакетиков и
в новенькой кастрюле, спрятанной на верхней полке кухонного шкафа, подогрел
жидкости, приготовленные из порошков. Дав жидкостям вскипеть и остыть, я
слил их твердой рукой. Только иногда непроизвольно мигали глаза, и время от
времени в уголок левого глаза сбегала дрожащая слезинка. Это
профессиональное заболевание. Я довольно легко избавлялся от этой слезы:
легкое движение головой - и она улетала. Можно сказать, я научился плевать
глазом. Можно, если подумать об этом достаточно долго.
Как бы там ни было, работая, я мурлыкал свою песенку и размышлял над
некоторыми вопросами. Я думал о том, как я отравил голубей в парке.
Почему меня ни разу не поймали? - спрашивал я себя, и ответ, конечно,
у меня был очень простой ответ. Меня ни разу не поймали потому, что они не
могли угадать, где я нанесу следующий удар. Утром в понедельник я рассыпаю
пшено в парке на окраине города; вечером газеты полны фотографий дохлых
голубей, распластанных на земле, как десантники на плацдарме, а утром во
вторник я рассыпаю арахис напротив Центральной библиотеки, и вечером в
газетах еще больше фотографий с дохлыми голубями - уже в центре города.
Да и что могла сделать полиция? Откуда пехоте знать, где генерал
ударит в следующий раз? Я развертывался, атаковал, увертывался, изматывал
их ударами и перебежками. Как могли они поймать такого противника? Когда
остаются следы, идущие в одном направлении, еще можно вести преследование;
но когда сегодня след в одном месте, завтра в другом, за десять миль от
первого, а на третий день оказывается у вас за спиной, как вы будете
преследовать? Как вообще можно преследовать? Вот почему меня ни разу не
поймали, пока я развлекался тем, что травил голубей. Такова моя теория -
такой вид следа...
Так текли мои мысли, пока я мешал порошки под
